Дозоры. От Ночного до Шестого (сборник) - Сергей Лукьяненко

Ну подойди ты ко мне, все равно где – в сумраке, где никто нас не увидит, или на этой веранде, перед глазами изумленных детишек, обними, и мы заплачем вместе, и не надо будет слов, и я уеду к чертовой матери, к Завулону в Москву, под крылышко к довольной Лемешевой… а хочешь, я уйду из Дневного Дозора? Хочешь? Я не перестану быть Темной, это не в моей власти, и не хочу я этого, но я выйду из бесконечной войны Тьмы и Света, я буду просто жить, даже с людишек ничего брать не буду, и пусть ты все равно не захочешь быть со мной, я даже этого не прошу, лишь оставь память о том, что мы любили друг друга!

Просто подойди.

Не отвечай на мои слова!

Я – Темная!

Я – не могу быть другой!

Я – люблю лишь себя в этом мире!

Но сейчас ты – часть меня. Большая часть. Главная часть. И если будет надо – я убью часть себя, а значит, всю себя.

Но не делай этого!

Ты же – Светлый!

Вы кладете свою жизнь на алтарь, вы храните людей и стоите друг за друга… ну попробуй так же посмотреть на меня, пусть даже я ведьма, пусть я твой враг! Вы ведь иногда можете – понять. Как понял Антон Городецкий… собрав чудовищную Силу ради одного – не пускать ее в ход. Но Антоном я могу лишь восхищаться, как настоящим врагом, а тебя я люблю, люблю, люблю! Ну пойми же ты и шагни ко мне, сволочь ты любимая, гадина ты моя милая, враг мой единственный, придурок ты мой ненаглядный!

– Придурок! – крикнула я.

И лицо Игоря исказилось такой чудовищной мукой, что я поняла – все.

Свет и Тьма.

Добро и Зло.

Это лишь слова.

Только мы говорим на разных языках и никак не поймем друг друга – пусть и хотим сказать одно и то же.

– Уходи. Или я уничтожу тебя.

Он произнес эти слова – и вышел из сумрака. Его тело потеряло очертания, размазалось, чтобы тут же возродиться уже в человеческом мире, рядом с мальчишками-артековцами. И я бросилась следом, выдираясь из своей тени, – если бы можно было так же легко выйти из самой себя, из своей сути, из своей судьбы!

Я даже успела увидеть, как, появившись в человеческой реальности, Игорь подхватил почти коснувшуюся пола гитару, набросил на свое искаженное болью лицо «паранджу» – не знаю, как ее Светлые именуют, и вывел из транса мальчишек. Оказывается, он их погрузил в ступор, уходя в сумрак. Чтобы не испугались внезапного исчезновения вожатых…

Как ты там говорила, Наташка?

Надежность?

Да. Надежность.

– Тебе пора идти, Алиса, – сказал Игорь. – Ребята, что надо сказать?

Лишь я видела сейчас его настоящее лицо. Только горе и ничего, кроме горя…

– До свидания, – сказал толстый мальчишка.

– Пока, – сказал Алешка.

Ноги были как ватные. Я оторвалась от перил веранды, на которые облокачивалась… сделала шаг.

– Прощай, – сказал Игорь.

Темно.

Это хорошо, что темно.

Не надо тратить силы на «паранджу». Не надо притворяться веселой. Надо лишь следить за голосом. Слабый свет в окне – мелочь.

– И тогда они разделились на Светлых и Темных, – сказала я. – И Светлые считали, что надо отдавать свою жизнь на растерзание другим. Что главное – отдавать, даже если берущие недостойны этого. А Темные считали, что надо просто жить. Что каждый заслуживает того, чего он добился в жизни, и не более.

Они молчали, девочки мои глупые… человеческие детеныши, среди которых не нашлось ни одной Иной. Ни Темной, ни Светлой. Ни колдуньи, ни ведьмы, ни даже вампирши…

– Спокойной ночи, девчонки, – сказала я. – Хороших вам снов, а еще лучше – никаких снов не надо…

– Спокойной ночи, Алиса…

Сколько голосов. Даже удивительно. Это ведь даже не сказка, это притча, которую знает каждый Иной. И Темный, и Светлый. Но не спали… слушали.

Я была уже в дверях, когда голосок Наташи спросил:

– А когда будет затмение – это страшно?

– Нет, – сказала я. – Это совсем не страшно. Только немножко грустно.

В своей комнатке я в очередной раз взяла мобильник. Набрала номер Завулона.

«Абонент временно недоступен…»

Где же ты можешь быть, Завулон? Если твой хваленый «Иридиум» не принимает мой звонок? Где же ты, где?

Я не люблю тебя, Завулон. И, наверное, вовсе не любила. Кажется, я лишь теперь поняла, что это такое – любовь. Но ведь ты меня любишь! Ведь мы были рядом, нам было хорошо, ты подарил мне весь этот мир… и коньки в придачу… ну ответь! Ты мой начальник, ты мой учитель, ты мой любовник, так скажи – что теперь делать? Когда я осталась наедине со своим врагом… и своим любимым? Убегать? Драться? Умереть? Что мне делать, Завулон?

Я вошла в сумрак.

Тени детских снов колебались вокруг. Пиршество… потоки энергии. И Светлой, и Темной. Страхи и печали, тоска и обиды. Я весь «Лазурный» насквозь вижу. Вон обижается во сне мальчик Димка, которого друзья не позвали пить лимонад. Вон у маленькой неутомимой девочки Ирочки по прозвищу Энерджайзер кто-то спер надувной плавательный круг, и она тихо хнычет в подушку… Вон потеряла в странных темных закоулках сна своего маленького брата мой верный энергетический донор Наташка и бегает теперь в его поисках и плачет…

Не хочу я собирать Силу. Не хочу готовиться к бою. Не хочу ничего.

– Завулон! – закричала я в колеблющуюся серую мглу. – К тебе взываю! Завулон…

Нет ответа.

Легче было тетушке Полли докричаться до Тома Сойера, забравшегося ручонкой в банку с вареньем, чем мне – до Завулона.

– Завулон… – повторила я.

Не так я представляла себе эту ночь… не так.

Игорь… Игорь…

Что ты сейчас делаешь? Копишь Силу? Советуешься с премудрым Гесером? Или сидишь, тупо глядя в зеркало… как я сейчас…

Зеркало-зеркало… может, мне погадать?

Я не сильна в гадании, но иногда у меня получалось увидеть будущее…

Нет.

Не хочу.

Я знаю, что ничего хорошего там нет.

Они пришли на пляж, когда затмение уже началось.

Визжали мои девочки, вырывая друг у друга темные стекла. Они не понимали, почему я не прошу стекла. Девочки-девочки… что мне ослепительный солнечный свет? Я могу смотреть на убывающее Солнце невооруженными глазами.

Прыгали вокруг Игоря, торопили его, мальчишки четвертого отряда. Они не понимали, почему их любимый вожатый не спешит. Не понимали, почему он вел их на пляж таким долгим и кружным путем.

Я – понимала.

Видела сквозь сумрак неяркие вспышки отбираемой Силы.

Что же ты делаешь, Игорь… враг мой любимый…

Шаг – и тускнеет улыбка на очередном лице. Вот перестал радоваться примирению с другом непоседливый десятилетний задира. Вот забыла про найденную на берегу черную ракушку одиннадцатилетняя непоседа. Вот перестал думать об обещанном вечером свидании серьезный мужчина пятнадцати лет.

Игорь шел по «Артеку», как когда-то шел по Москве Антон Городецкий.

А мне, его исконной противнице, хотелось кричать: «Что же ты делаешь?»

Антон обыграл Завулона не потому, что собрал больше всех Силы. Все равно Завулон был сильнее.

Антон сумел ее правильно употребить…

Сможешь ли ты?

Я не хочу твоей победы. Я люблю лишь себя. Но что же делать, если ты стал большей частью меня? Как удар молнии пронзил мою жизнь?

Игорь собирал все. Каждую капельку Светлой энергии, что была вокруг. Он нарушал все законы и соглашения, он ставил на карту все – и свою жизнь в первую очередь. И не только потому, что был полон желания защитить человеческих детенышей от злой ведьмы.

Ему тоже не хотелось жить. Вот только в отличие от меня он готов был жить для других. Раз уж так надо…

Последним он взял Силу у Макара.

Я давно чувствовала на себе взгляд мальчика. Тоскливый взгляд мальчишки, влюбленного во взрослую женщину. Тоскливый… полный прощальной грусти.

Это не та грусть, которую можем использовать мы, Темные. Это светлая грусть.

Игорь выпил ее до дна.

Он перешел все рамки. А я даже не могла ответить ему тем же – меня держало обещание, данное Завулону, держал давний проступок.

И еще – безумная надежда, что он поступит правильно. Что мой враг победит, и значит, я тоже не проиграю.

А в небе медленно умирал солнечный диск. Детям уже наскучило глазеть на него через стеклышки, дети барахтались в море под странным призрачным светом, который двум Иным на пляже напоминал сумрак.

Я повернулась к Игорю и поймала его взгляд.

«Уходи, – беззвучно шепнули его губы. – Уходи, или я убью тебя».

«Убивай», – беззвучно отозвалась я.

Я – Темная.

Я не уйду.

Что он собирается делать, враг мой? Напасть? Вопреки моему законному праву быть здесь? Привлечь к делу ялтинское отделение Ночного Дозора? Так ведь наверняка с ним консультировался… и знает, что предъявить мне нечего.

Игорь шагнул ближе.

– Светом и Тьмой вызываю тебя… – прошептали его губы.

И меня пронзила дрожь.